Водка.

 Водка — самый распространенный алкогольный напиток в русскоязычной среде. Без нее не обходится свадьба, с нею часто отмечают дни рождения и обязательно поминают умерших. Но этого мало: каждый день «огненная вода» пожирает новые судьбы. 
 
 В интернете наткнулся на данную статью. В ней рассказывается достаточно подробно о данном напитке.

 Кто говорит, что водка вред…
 Леонид Некин

 Пожалуй, проще всего проследить за действием сил социального давления на примере водки. Водка — это совершенно парадоксальное явление. Судя по тому, как отдельные индивидуумы жаждут отведать этого продукта, и по тому, как он осуждается общественной моралью, можно подумать, будто в противостоянии между личностными и общественными интересами водка выступает на стороне личности против общества. В действительности, дело обстоит как раз наоборот. С точки зрения общественного устройства, водка — это очень эффективное средство для обращения разношерстных индивидуальностей в однородную массу послушного быдла, готового исполнять самую тяжелую, нудную работу, при условии что вечером и в выходные дни ему будет дозволено приложиться к любимому напитку. 
     
 Ценность водки заключается в том, что она ядовита, но не сильно, а в меру. Она быстро убивает в человеке «избыточные» способности, а самого человека она убивает только к тому возрасту, когда ему пора было бы выходить на пенсию. Алкоголики подобны муравьям, которые от рождения умеют летать, но, полетав лишь совсем немного, отгрызают сами у себя крылья, для того чтобы весь оставшийся век ползать по земле во благо родного муравейника. Алкоголики — народ покорный, смирный, легко управляемый: они никогда не будут бунтовать, искать справедливости и бороться за передел власти. По этой причине водка является очень важным фактором политической стабильности общества. Недальновидные российские правители два раза пытались ввести «сухой закон», резко ограничивающий доступность водки для населения. Это было в 1914 и в 1985 годах. Всем известно, какие мощные социальные катаклизмы вскоре после этого разразились, и к каким печальным последствиям для недальновидных российских правителей это привело. 
     
 У работяги-алкоголика, внезапно отлученного от водки, есть два пути, и оба они, хотя и в разной степени, разрушительны для общественных устоев. В лучшем случае, алкоголик переключается на употребление других (как правило, более токсичных) ядов, вроде отравы для крыс. И поскольку он не привык соблюдать меру в дозировке, он вскоре умирает мучительной смертью. В худшем же случае, он вообще перестает каким бы то ни было способом отравлять свой организм, и у него появляется много времени для наблюдений и размышлений. Рано или поздно ему в голову приходит резонная мысль, что он, в принципе, являет собой такое же «подобие божие», как и те, кто сосредоточил в своих руках всю власть и богатство, и ему захочется справедливости. Смотря по исторической обстановке, он становится либо революционером, либо бандитом, и в обществе начинается гражданская война или перестройка. 
     
 Что же побуждает человека пить? Почему же он так рьяно стремится к тому, что выгодно обществу, но вредно ему лично? 
 Человека, особенно молодого, не так уж трудно одурачить. 
 В учебниках по социальной психологии можно встретить описание одного простого, но очень любопытного эксперимента. Экспериментатор предъявляет испытуемому небольшой черный шарик и вкрадчиво спрашивает: «Скажите, пожалуйста, на ваш субъективный взгляд, какого цвета этот шарик?» Как ни странно, правильный ответ на этот простенький вопрос следует отнюдь не всегда. Допустим, что испытуемому, прежде чем подойти к экспериментатору, надо отстоять небольшую очередь из десяти-пятнадцати человек. На вид вся эта очередь состоит из точно таких же испытуемых, но на самом деле это всё помощники экспериментатора, состоящие с ним в заговоре. Каждый из них на глазах у единственного истинного испытуемого подходит к экспериментатору и на вопрос о черном шарике уверенно заявляет, что он белый. Оказывается, что при таких условиях эксперимента большинство испытуемых предпочитают не противоречить «коллективу» и, когда очередь доходит до них, тоже называют черное белым. 
 
 Этот эксперимент является великолепной иллюстрацией того, как работает социальное давление. Водка исключительно противна на вкус (во всяком случае, для новичка), от нее в буквальном смысле тошнит. Организм совершенно недвусмысленно посылает сознанию предупреждение: «Не пей эту отраву!» Однако, оказавшись в коллективе, многие люди словно перестают верить своим органам чувств и внешне стараются вести себя так, будто водка приносит им огромное удовольствие. 
  
 Я хорошо знаю это по себе. В семнадцать лет я оставил родительский дом и поступил в престижный столичный ВУЗ. «Пить надо уметь», — таково было мое тогдашнее глубокое жизненное убеждение. «Настоящий мужчина пьет много и не пьянеет. Умение пить — это всеобщее уважение, интересные знакомства, разговоры по душам, знание людей и блестящая карьера. И к тому же, пить — это очень, очень весело. Не пьют только слабаки и маменькины сыночки». Не знаю, откуда взялись во мне такие представления. Никто никогда прямым текстом мне это не внушал. Подобные идеи просто носятся в воздухе, как пыльца по весне. 
  
 Едва начав самостоятельную жизнь, я рьяно взялся за «учебу». Я пользовался каждым малейшим поводом, чтобы организовать студенческую попойку. Половина однокашников из нашей студенческой группы охотно соглашалась быть моими собутыльниками. На остальную половину я был смертельно обижен. 
     
 Однако пить я так и не научился. Я оказался слабаком. Я мог изрядным напряжением воли влить в себя несколько глотков водки, но уже после первого же глотка мне становилось ужасно плохо. Еще пара глотков — и страдания достигали такой степени, что поневоле начинали приходить мысли о самоубийстве. Впрочем, виду я не показывал: как-никак я был заводилой! 
     
 Регулярные попойки продолжались целый год. Я полагал, что мои проблемы связаны с отсутствием должной тренировки и, по мере дальнейшей практики, мне будет всё лучше и лучше. В действительности же, с каждым разом мне становилось всё хуже и хуже. Дело дошло до того, что уже слабый запашок спирта вызывал у меня позывы на рвоту. И тогда, через год мучений, я позволил себе вдруг признать совершенно очевидную вещь: пить-то, оказывается, неприятно! «А раз так, — решил я, — то и делать я это больше никогда не буду!» 
     
 Не тут-то было! 
     
 С полным сознанием моего отвращения к алкогольным напиткам я был вынужден пить их еще много-много раз. Примечательная вещь! Если какой-нибудь знакомый предложит мне выпить 100 грамм кефиру, и я ему скажу, что кефира я не пью, то на этом инцидент будет полностью исчерпан. Когда же мне наливают водки (яду!), то говорить о том, что я ее не люблю, совершенно бесполезно. От знакомого, наливающего мне водки, нельзя ожидать понимания и сочувствия. Его истинная цель — отравить меня (не сильно, но в меру). И поскольку он совершает общественно благое дело, то на его стороне народные обычаи и традиции. Отвертеться от них не так-то уж просто. 
     
 Представим себе такую ситуацию. Мой коллега, держа в каждой руке по стакану, торжественно протягивает мне один из них и говорит:
     — У меня сегодня родилась дочь. Так давай же выпьем за малышку! За то, чтобы всё в жизни у нее сложилось благополучно!
     Моя реакция зависит, прежде всего, от содержимого стаканов. Если туда налит кефир (а кефира я не пью), то я могу запросто ответить:
     — Ты что, приятель, совсем рехнулся? Где же ты умудрился найти связь между стаканом кефира и благополучием твоей дочери?
     Но если там водка, то на стороне моего коллеги оказывается вся многовековая русская культура, и его предложение приобретает почти неодолимую силу. Это и есть то, что я называю силой социального давления.

     Источник: http://nekin.narod.ru/a32.htm